В 1834 г., когда король Вильгельм IV распустил кабинет лорда Мельбурна, а Джозеф Хансом представил публике свой «запатентованный безопасный экипаж», под руководством Роберта Стефенсона началось строительство железной дороги Лондон — Бирмингем. Успех железной дороги Ливерпуль — Манчестер, открытой четырьмя годами ранее, вызвал «железнодорожную манию», вскоре захлестнувшую всю страну. Парламент в течение трех лет правления королевы Виктории был вынужден давать разрешения...
Биография Лондона
Появление железных дорог изменило не только облик Лондона, но и его характер. Богатые всегда имели возможность жить вне центра города и ездить туда каждый день в экипажах, хотя для их кучеров с каждым днем это становилось все труднее из-за оживленного движения. С другой стороны, бедные были вынуждены жить вблизи места работы, чтобы добираться туда пешком — хотя само поня¬тие «вблизи» интерпретировалось тогда иначе, чем сейчас...
Ужасающее состояние канализационной системы Лондона, если можно так назвать зловонные протекающие трубы, открытые выгребные ямы, вонючие водостоки, гнилостные уборные и наполненные газами коллекторы, а также отвратительное состояние 218 акров кладбищенских территорий, плюс смог, накрывший улицы, — все это вызвало в 1849 г. страшную эпидемию холеры, в разгар которой умирало по 400 человек в день.
На севере новые кварталы достигли Хэмпстеда, Хайгейта, Страуд-Грина и Стамфорд-Хилла, оплотов среднего класса. На западе теперь не осталось незастроенных земель между Бейсуотером и Шепардс-Бушем или между Найтсбриджем и Фулхэмом. Бейсуотер и Ноттинг-Хилл уже давно были плотно застроены, сады Гайд-парка — в 1836 г., Ленстер-сквер, Принсиз-сквер и Ланкастер-гейт — в 1850-х. К югу за плотной линией зданий от Вондсуорта и Клэпхэма через Камбервелл к Аептфорду протянулись новые ряды домов.
С самого начала выставка имела потрясающий успех. Свыше шести миллионов человек приехали в Лондон со всей страны и со всех концов света, чтобы посетить ее. Из Германии прибыли члены королевской семьи и их сопровождающие в парадных мундирах. Из графств Суррей и Сассекс во главе с приходским духовенством приехали 800 сельскохозяйственных работников «в крестьянских одеждах».
Брач, дававший свидетельские показания перед комиссией парламента в 1840-х гг., описывал условия работы на спичечной фабрике в Лондоне. На фабрике работало почти 2 тыс. человек, в большинстве своем дети до 13 лет, а некоторым не исполнилось и десяти. Работа была однообразная, тяжелая, скучная, неприятная и опасная. Ядовитые пары серы часто вызывали приступы кашля. Дети, «которые не выглядели ни здоровыми, ни веселыми», вынуждены были обедать на рабочих местах...
Самую многочисленную группу персонажей Мэйхью представляют уличные торговцы. По его подсчетам, в середине столетия число людей, продающих рыбу, фрукты и овощи, составляло не менее 30 тыс. и росло из года в год. В Лондоне было примерно 400 трактиров, которые обслуживали преимущественно постоянных клиентов. Уличные же торговцы покупали товары на каком-нибудь рынке и затем продавали их с прилавка, с тележки или с подноса, висящего у них на шее.
«Профессиональный» искатель-мусорщик зарабатывал больше — он мог получить за мешок добычи один шиллинг и два пенса, а наиболее удачливые клали в карман пять-шесть шиллингов в неделю. Однако и это было немного по сравнению с доходами мусорщиков, которые копались в коллекторах. Эти люди считали, что им не повезло, если они не зарабатывали в неделю два фунта.
Жизнь маленьких девочек, продававших кресс-салат, была не менее опасной, чем у мальчиков, «грязных жаворонков». В возрасте семи-восьми лет они вставали до зари и шли на рынок Фаррингдон-маркет, чтобы выторговывать товар. В холодные дни они дрожали в своих хлопковых платьицах и изношенных платках, обвязывая нитками пучки кресса, пальцы у них немели, когда они мыли листья под водой из колонки.
Несмотря на то что семьи бедняков тратили очень мало угля, в Лондоне за год сжигалось свыше трех с половиной миллионов тонн. Это обеспечивало постоянной работой трубочистов, которые зимой могли заработать до одного фунта в неделю, а также мусорщиков, получавших от подрядчика восемь пенсов за каждую тележку угольной трухи и в день нагружавших по крайней мере две-три тележки.
Грузчики, имевшие специализацию, — те, кто грузил лесоматериалы, корабельный балласт, уголь (рабочие переносили на спине мешки с углем из судов в вагонетки), — находили работу через подрядчиков. Подрядчик брался выполнить работу за определенную плату, рабочих для этого находил в трактире, владельцем которого зачастую был он сам. Заработанные деньги он не отдавал, пока рабочие не выпивали в трактире две-три пинты пива, и к тому моменту, когда им выдавали на руки остатки денег, они зачастую оказывались уже сильно пьяными.
Носильщики пролагали себе дорогу через толпу ог¬ромными черными мешками с устрицами, которые они тащили на плечах. Слонялись матросы в полосатых фуфайках и красных камвольных шапках; толкались локтями женщины, в передниках которых били хвостами живые трески; мальчишки энергично предлагали помощь, чтобы отнести рыбу на улицу; девушки уговаривали покупателей приобрести у них корзины; покупатели ходили от прилавка к прилавку, прицениваясь...
Одним из самых популярных зрелищ для бедных были «крысиные бойни», где делались ставки на то, какая собака убьет большее число крыс за оговоренное время. В Лондоне существовало около 40 таверн, где имелись специальные площадки для таких зрелищ, и за одну ночь собаки там могли убить до 500 крыс. Чемпионом по убийству крыс был пес по кличке Билли, самое большое его достижение — убийство пяти сотен крыс за пять с половиной минут. Большинство терьеров не могли разрывать крыс с такой скоростью, поэтому считалось хорошим результатом, если собака убивала 15 крыс в минуту.
Среди наиболее роскошных ночных домов в этом районе были заведения Мотта, Роз Бертон, Джека Персиваля и Кейт Гамильтон. Толстая и уродливая Кейт Гамильтон ночь напролет сидела в платье с глубоким вырезом, потягивая шампанское; когда она смеялась, ее тело колыхалось, как желе. Попасть в ее салон могли только хорошо одетые красотки, которые нравились богатым джентльменам, патронировавшим это заведение.
Речная полиция на Темзе обязана своим созданием Патрику Колкхауну, шотландскому предпринимателю, имевшему решительные убеждения по поводу социальных реформ. Эти убеждения и привели его на должность мирового судьи. В своем «Трактате о городской полиции» Колкхаун показал, насколько острой является проблема, с которой столкнулся Лондон. По его подсчетам, более 100 тыс. человек в городе зарабатывали «занятиями криминального, нелегального или аморального свойства».
Однажды ранним утром в феврале 1884 г. Эдуард, принц Уэльский, в одежде простолюдина, в сопровождении двух товарищей и полицейского эскорта отправился в экипаже инспектировать то, что он называл «худшим и беднейшим» районом, — трущобы Холборна и Клеркенвелла. Принц был в ужасе от нищеты, грязи и запустения, которые ему показали, — городское дно, где обитало немало тысяч лондонцев. Когда он увидел дрожавшую истощенную женщину и ее трех оцепенелых от голода детей в лохмотьях...
К 1900 году население Лондона выросло до 4,5 млн человек, но менее 30 тыс. из это¬го числа проживало в районе исторического центра — Сити. Подавляющее большинство лондонцев, работавших в Сити или Вест-Энде, возвращались по вечерам в пригороды. В первые годы нового века жизнь обитателей города мало изменилась по сравнению со второй половиной предыдущего столетия.
Облик пригородов Лондона резко изменился после Первой мировой войны, то же произошло и с центром столицы. Блистательное величие Пикадилли времен короля Эдуарда постепенно исчезло, все затмили новые формы — иногда губительные, иногда просто неуместные. Сначала появились два банка: Куртис-Гринз- Барклай-Бэнк в 1921 г. и Мидлэнд-Бэнк сэра Эдвина Лутиенса в 1922 г. Затем в 1924 г. был выстроен Левоншир-хаус, громадный торговый центр в шесть этажей, а в 1926 г...